Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств.

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь...
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

Мелколесье. Степь и дали.
Свет луны во все концы.
Вот опять вдруг зарыдали
Разливные бубенцы.

Неприглядная дорога,
Да любимая навек,
По которой ездил много
Всякий русский человек.

Эх вы, сани! Что за сани!
Звоны мерзлые осин.
У меня отец — крестьянин,
Ну, а я — крестьянский сын.

Наплевать мне на известность
И на то, что я поэт.
Эту чахленькую местность
Не видал я много лет.

Тот, кто видел хоть однажды
Этот край и эту гладь,
Тот почти березке каждой
Ножку рад поцеловать.

Как же мне не прослезиться,
Если с венкой в стынь и звень
Будет рядом веселиться
Юность русских деревень.

Эх, гармошка, смерть-отрава,
Знать, с того под этот вой
Не одна лихая слава
Пропадала трын-травой.

Пой же, пой. На проклятой гитаре
 Пальцы пляшут твои в полукруг.
 Захлебнуться бы в этом угаре,
 Мой последний, единственный друг.

 Не гляди на ее запястья
 И с плечей ее льющийся шелк.
 Я искал в этой женщине счастья,
 А нечаянно гибель нашел.

 Я не знал, что любовь — зараза,
 Я не знал, что любовь — чума.
 Подошла и прищуренным глазом
 Хулигана свела с ума.

 Пой, мой друг. Навевай мне снова
 Нашу прежнюю буйную рань.
 Пусть целует она другова,
 Молодая, красивая дрянь.

 Ах, постой. Я ее не ругаю.
 Ах, постой. Я ее не кляну.
 Дай тебе про себя я сыграю
 Под басовую эту струну.
 Льется дней моих розовый купол.
 В сердце снов золотых сума.
 Много девушек я перещупал,
 Много женщин в углах прижимал.

 Да! есть горькая правда земли,
 Подсмотрел я ребяческим оком:
 Лижут в очередь кобели
 Истекающую суку соком.

 Так чего ж мне ее ревновать.
 Так чего ж мне болеть такому.
 Наша жизнь — простыня да кровать.
 Наша жизнь — поцелуй да в омут.

 Пой же, пой! В роковом размахе
 Этих рук роковая беда.
 Только знаешь, пошли их на хер...
 Не умру я, мой друг, никогда.

Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот — и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.

Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.

Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.

Дар поэта — ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.

Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились -
Значит, ангелы жили в ней.
Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной,-
Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.